Над Верным, а позже — Алма-Атой не раз нависала угроза исчезновения. Разрушительные землетрясения, не оставлявшие камня на камне, потоки взбесившейся воды. 1887-й, 1921-й — с этих дат, будто с чистого листа, каждый раз начиналась новая биография города. 30 лет назад Алма-Ату едва не смыло миллионами кубометров несущейся с ледников грязи. Спасла ее плотина над городом.

Дни рождения Алма-Аты
В 1889 году ливневый дождь прокатил селевую волну, которая занесла несколько улиц провинциального Верного. Газетные хроникеры тех лет скрупулезно сообщали о количестве жертв и масштабах трагедии: «Погибло, разрушено…». 1921-м катастрофа повторилась. «В ночь с 8 на 9 июля по всей Семиреченской области, в пригорной части ее, разразилось небывалой силы наводнение, вызванное запозданием (почти на два месяца) весеннего поводка, — пишет алма-атинская «Правда» в 1921 году. — Масса зимнего снега до последнего времени покрывала все горы; несколько жарких дней и ночей, сопровождавшихся сухим туманом, принесенным из песчаных пустынь Кызылкумов и Каракумов горячим ветром «гарисель», произвела быстрое разрушение тех снегов, которые, будучи окончательно подмыты ливнем, обрушились всей громадой в течение короткого промежутка времени в русла рек и, конечно, переполнили их выше всяких пределов». В 1921 году в Алма-Ате подъем воды в реке Малая Алматинка начался 8 июля и к полуночи достиг 5-6 саженей (около 10 метров). Поток швырял на город обломки домов и громадные валуны, устремляясь по направлению Нарынской (ныне ул. Валиханова) и Капальской (ныне ул. Кунаева) улиц. В ту ночь было разрушено «65 жилых построек, повреждено — 82, разрушено хозяйственных построек — 177, повреждено — 63, разрушено и повреждено мельниц — 18. Унесена одна пасека с 57-й улицы, разрушена одна табачная фабрика, повреждено два кожевенных завода. Найдено человеческих трупов — 140 (из них 63 детских), пропало без вести около 500 человек, раненых и ушибленных — 80. Пострадало около 1500 семейств, т. е. около 7% всего населения гор. Алма-Ата», — сообщает «Правда». В районе с. Талгар были снесены все мельницы и мосты, сильно поврежден кожевенный завод, погибло много скота. В с. Троицком (Каскелен) пострадало более 70 дворов, разрушены почти все амбары, занесено илом около 300 десятин посевов.

О случившемся немедленно отрапортовали вождю. Владимир Ильич с ходу не сориентировался. В архиве до сих пор хранится телеграмма Ульянова-Ленина: «Ревкому города Верный. Что такое сель? Разобраться и доложить».

Сразу же после катастрофы начались спасательные и восстановительные работы. Была создана комиссия по сбору имущества пострадавшим, комиссия по ликвидации последствий наводнения. В общей сложности к работам было привлчено более 5 тысяч человек.

Спустя 35 лет сель снова пронзил город. В 1956 году обрушившаяся морена ледника Туюксу выплеснула вниз грязекаменный поток, который разрушил мосты и дорогу, ведущую к городу.

Роковое воскресенье

Очередной селевой поток устремился на Алма-Ату 15 июля 1973 года в 18 часов 15 минут. Он был втрое мощнее селя, пронесшегося по городу в 1921 году. Говорили, что катастрофу 73-го спровоцировал китайский ядерный взрыв на Лобноре. «Ионосфера была нарушена, и лучи стали жечь сильнее обычного», — говорил позже в приватной беседе с журналистами академик Лаврентьев.

В те дни стояла невероятная жара. Листья скручивались в папироски, желтели и осыпались с деревьев. Солнце плавило льды. Шальная вода кружила в пухнущих горных моренных озерах. Наконец, проломив берега, она обрушилась в раструб ущелья. Поднялась на дыбы, помчалась вниз, сатанея от собственной мощи, волоча за собой все, что удавалось схватить на притихших, испуганных склонах.

— Уже были на Медео погибшие, опасность росла над городом с каждым часом. А город не знал ничего, — вспоминает известный казахстанский журналист Олег Квятковский, работавший в то время в редакции «Ленинской смены». — Было восемь утра. Мы летели по трассе туда, где асфальт упирался в солнце. И до самой плотины не встретили никого — ни людей, ни машин. Тишина была грозная, военная. На плотине командовал Есбулатов, начальник областного УВД. Дал краткую вводную, выстроил цепью. Пошли по тропинке сквозь свежую грязь к туристической базе «Горельник». Навстречу солдаты несли по грязи что-то очень тяжелое, завернутое в простыню. Пели птицы, журчала коричневая река, смолой пахли ели, вовсю припекало солнышко. А несли нам навстречу погибшую девочку. И ножка в малюсеньком кеде, обломанная под коленом, свободно болталась вокруг оси. Следом несли крупную женщину. На перебитой руке — часы. Я глянул. Часы эти встали уже навсегда — в 18.15. И навечно мне врезалось — вижу ясно, как сейчас: полусодранная стенгазета, строка из Высоцкого в заголовке — «Лучше гор могут быть…» — залеплена грязью. У воды, где был, помнится, склад турбазы «Горельники», колыхается фиолетовый студень. Из него торчат руки и ноги. И шикарные светлые женские волосы по-над грязью… По этому студню ходили солдаты. Кого-то рвало. Я шептал фотокору Юре Кельдину: «Ты снимай для истории, Юрка, снимай все подряд!». Репортер Юра Кельдин не мог фотографировать. Из его глаз текли слезы… Когда кончилось все на плотине и около, Кунаев для нас, пятерых газетчиков, от которых скрывать смысла не было, сказал негромко, раздумчиво: «Никогда не узнаем, сколько погибло: горы были полны людей, воскресенье… Могу только не для печати сказать, сколько поднято, вывезено погибших: ровно семьдесят человек…».

Высота вала достигала 30 метров, вода мчалась со скоростью самолета, таща за собой многотонные валуны. Селевой поток пробил плотину около станции Манжилки, противоселевую ловушку в «Горельнике».

Одним из первых вал увидел начальник Республиканской школы горного туризма, известный казахстанский альпинист Владимир Зимин. В это время он составлял обычный приказ на маршрут. Зимин, высунувшись из окна, услышал стремительно нарастающий рев. Седой альпинист, переживший сель 56-го, понял все.

— Он хотел закричать девчонкам, которые, опершись о перила, смотрели на реку, удивляясь, как быстро вдруг желтеет вода, — рассказывает Квятковский. — Но рев громче дюжины самолетов на взлете обрушился на «Горельник», на подстанцию и на врезанную в дно реки селеловушку. На мостик с девчонками и на склад, где сдавали-получали белье отъезжавшие и прибывающие. Распадаясь и «ухая», вал пронесся на выход.

Если бы не плотина

Ее начали строить в начале 60-х, после трагедии Иссыка. Расчеты уникального щита вели крупнейшие научные светила СССР. Среди них — академики М. А. Лаврентьев и М. А. Садовский.

Старт той стройке в урочище Медео услышали все сейсмостанции мира. Два направленных мощных взрыва — 5200 тонн взрывчатки, 48 электродетонаторов — стряхнули с гор на дно ущелья 2,2 миллиона кубометров грунта. Сигналом готовности к взрыву были аккорды первого концерта для фортепиано с оркестром Петра Чайковского. 21 октября 1966 года в 11.00 начальник «Казахвзрывпрома» Сурен Симонян нажал на кнопку, подняв к небу первые миллионы тонн скального грунта. Гора сошлась с горой на скорости более 200 километров в час. К Кумбелю поползло газовое облако.

А после семь лет — без перерыва, без выходных — самосвалы сновали здесь, поднимая, наращивая «гребешок». К июлю 73-го это небывалое сооружение было практически готово: толщина в основании — 600 метров, объем насыпи — 5 миллионов кубов, высота — 116 метров. Подобных плотин в мире еще не было. И когда тихим теплым воскресным вечером из завешенного стеной брызг ущелья выплеснулась волна высотой с семиэтажный дом, на ее пути встала плотина. Она приняла на себя удар, мощь которого потом сравнивали с ударной волной «средней» ядерной бомбы. Она устояла сама и остановила сель.

Но вода продолжала прибывать. Селевой поток забил водосбросные трубы на дне чаши. Каждую секунду в котлован поступало 8-10 кубометров воды, а просачивалось лишь три. Сквозь плотину текли реки, она казалась огромной пропитанной губкой — вот-вот двинется вниз.

Первым до забитого лотка водосброса дошел водолаз Иван Пащенко, прилетевший на истребителе из Семипалатинска. Он и группа карагандинских горноспасателей предложили дойти до завала и подорвать его. Доложили Кунаеву — он долго думал, но все-таки запретил. И правительственная комиссия приняла решение построить водоотвод.

— Лоток водосброса расчистить не удалось, — вспоминает Олег Квятковский. — Асфальт на гребне плотины дал трещину — вода прибывала на глазах, подползала к асфальту на кромке. Тогда решили перебросить два трубопровода через плотину, поставить насосы и как можно скорей откачать воду. На каменном пятачке между желтой водой и обрывом, где в обыкновенный день не разъехаться двум легковушкам, были собраны сотни людей, краны, трубы метра по два в диаметре и самосвалы. За два дня было сделано столько, сколько вряд ли в «обычное» время способны успеть и за месяц. Не прошло и двух суток, как армейские насосы начали пить озеро — в секунду по два куба каждый. И под крики «Ура!» показалась влажная полоска суши на изрезанных селем бортах ущелья. Курсанты пограничного училища, мгновенно обложившие весь стадион мешками с песком, особо гордились, что на каток не попало ни капельки грязи…

Колесникова А.
Аргументы и факты Казахстан, 2004, 28 октября

к оглавлению